Неточные совпадения
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся
за голову
лошади. — А уж сев, Константин Дмитрич, — сказал он заискивая, — первый сорт. Только
ходить страсть! По пудовику на лапте волочишь.
Раздался топот конских ног по дороге… Мужик показался из-за деревьев. Он гнал двух спутанных
лошадей перед собою и,
проходя мимо Базарова, посмотрел на него как-то странно, не ломая шапки, что, видимо, смутило Петра, как недоброе предзнаменование. «Вот этот тоже рано встал, — подумал Базаров, — да, по крайней мере,
за делом, а мы?»
В промежутках он
ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих
лошадей, понестись с ватагой приятелей верст
за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет все в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
Один из якутов вызвался
сходить в город
за лошадьми.
В Киренске я запасся только хлебом к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже
лошадей, здоровых, сильных и дюжих на вид. Ямщики позажиточнее здесь,
ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало
лошадей. На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли
за нами еще подводы?
Сказали еще, что если я не хочу ехать верхом (а я не хочу), то можно ехать в качке (сокращенное качалке), которую повезут две
лошади, одна спереди, другая сзади. «Это-де очень удобно: там можно читать, спать». Чего же лучше? Я обрадовался и просил устроить качку. Мы с казаком, который взялся делать ее,
сходили в пакгауз, купили кожи, ситцу, и казак принялся
за работу.
Он любовался прекрасным днем, густыми темнеющими облаками, иногда закрывавшими солнце, и яровыми полями, в которых везде
ходили мужики
за сохами, перепахивая овес, и густо зеленевшими озимями, над которыми поднимались жаворонки, и лесами, покрытыми уже, кроме позднего дуба, свежей зеленью, и лугами, на которых пестрели стада и
лошади, и полями, на которых виднелись пахари, — и, нет-нет, ему вспоминалось, что было что-то неприятное, и когда он спрашивал себя: что? — то вспоминал рассказ ямщика о том, как немец хозяйничает в Кузминском.
— Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину
пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей
лошади за тобой приехал.
Пока Ермолай
ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город
за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него
лошадь на место охромевшего коренника.
В другой половине помещалась мельница, состоявшая из 2 жерновов, из которых нижний был неподвижный. Мельница приводится в движение силой
лошади. С завязанными глазами она
ходит вокруг и вращает верхний камень. Мука отделяется от отрубей при помощи сита. Оно помещается в особом шкафу и приводится в движение ногами человека. Он же следит
за лошадью и подсыпает зерно к жерновам.
Пока я был на реке Арзамасовке, из Владивостока прибыли давно жданные грузы. Это было как раз кстати. Окрестности залива Ольги уже были осмотрены, и надо было двигаться дальше. 24 и 25 июля
прошли в сборах.
За это время
лошади отдохнули и оправились. Конское снаряжение и одежда людей были в порядке, запасы продовольствия пополнены.
Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы,
лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше, на краю горизонта к северо — западу, двойной хребет высоких гор. Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь, все дни их
проходят, день
за днем, в ласках и песнях любви.
Проходит еще три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в доме царствует относительная тишина. На четвертый день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда. Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с дочерью, а
за ним и
за прочими вышлет
лошадей через неделю.
А еще уж ничего не поспели мы с барыней переменить, подошла воля и остался при
лошади, теперь она у меня
за графиню
ходит.
Таковым урядникам производилася также приличная и соразмерная их состоянию одежда. Обувь для зимы, то есть лапти, делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом
ходили босы. Следственно, у таковых узников не было ни коровы, ни
лошади, ни овцы, ни барана. Дозволение держать их господин у них не отымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, которых господин иногда бирал себе, платя
за них цену по своей воле.
— Я ехал из своей деревни жениться, — продолжал Калистратов, тщательно вытирая платком браслет. — Вещей со мною было на сто тысяч. Я
сошел дорогой, а ямщик, ррракалья этакая, хвать по
лошадям. Я догнал сзади и
за колеса: тпру, и стой.
Среди этой поучительной беседы
проходит час. Привезший вас ямщик бегает по дворам и продаетвас. Он порядился с вами, примерно, на сто верст (до места) со сдачей в двух местах,
за пятнадцать рублей, теперь он проехал тридцать верст и норовит сдать вас рублей
за шесть,
за семь. Покуда он торгуется, вы обязываетесь нюхать трактирные запахи и выслушивать поучения «гостей». Наконец ямщик появляется в трактир самолично и объявляет, что следующую станцию повезет он же, на тех же
лошадях.
Он стал
за плугом, но не успел
пройти и двух сажен, как уже задохся; плуг выскочил у него из рук, и
лошадь побежала по пашне, цепляясь лемехом
за землю.
— И богатые, — отвечает, — и озорные охотники; они свои большие косяки гоняют и хорошей, заветной
лошади друг другу в жизнь не уступят. Их все знают: этот брюхастый, что вся морда облуплена, это называется Бакшей Отучев, а худищий, что одни кости
ходят, Чепкун Емгурчеев, — оба злые охотники, и ты только смотри, что они
за потеху сделают.
Ко всякому делу были приставлены особые люди, но конюшенная часть была еще в особом внимании и все равно как в военной службе от солдата в прежние времена кантонист происходил, чтобы сражаться, так и у нас от кучера шел кучеренок, чтобы ездить, от конюха — конюшонок, чтобы
за лошадьми ходить, а от кормового мужика — кормовик, чтобы с гумна на ворки корм возить.
— Потому что я уже хотел один раз подавать просьбу, как меня княжеский управитель Глич крапивой выпорол, что я
ходил об заклад для исправника
лошадь красть, но весь народ мне отсоветовал: «Не подавай, говорят, Данилка, станут о тебе повальный обыск писать, мы все скажем, что тебя давно бы надо в Сибирь
сослать». Да-с, и я сам себя даже достаточно чувствую, что мне
за честь свою вступаться не пристало.
Сойдя на землю, он гостеприимно взялся
за повод
лошади Хаджи-Мурата и правое стремя.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие
лошади; синие и красные мужики безмолвно
ходили за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Атаман, на которого все взоры устремлены,
ходя около саней своих и приближаясь к ним как будто для того, чтоб садиться, и опять отходя, не раз заставляет их ошибаться в сигнале; наконец он действительно бросается в санки, дает знак, пускает во всю прыть
лошадь свою, и
за ним скачет все собравшееся войско.
Большая (и с большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была в разливе; на обоих берегах стояли телеги, повозки, тарантасы, отложенные
лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника
ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми,
лошадьми и экипажами, они медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот
лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной
за рога к телеге, и громкий разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
И
за десятки верст, увидя пожар, стремятся табунщики и все обитатели степи, наперерез огню, тушить его,
проходят борозды плугами, причем нередко гибнут
лошади и даже люди.
— Кто тут?.. что
за полуночники такие?.. — но, узнав Анастасью, вскрикнул от радости и побежал доложить о ней игуменье. Путешественники
сошли с
лошадей. Анастасья молчала, Юрий также; но, когда через несколько минут ворота отворились и надобно было расставаться, вся твердость их исчезла. Анастасья, рыдая, упала на грудь Милославского.
В самом деле, вьюга усилилась до такой степени, что в двух шагах невозможно было различать предметов. Снежная равнина, взрываемая порывистым ветром, походила на бурное море; холод ежеминутно увеличивался, а ветер превратился в совершенный вихрь. Целые облака пушистого снега крутились в воздухе и не только ослепляли путешественников, но даже мешали им дышать свободно. Ведя
за собою
лошадей, которые на каждом шагу оступались и вязнули в глубоких сугробах, они
прошли версты две, не отыскав дороги.
Через десять минут Квашнин быстро подкатил к площадке на тройке великолепных серых
лошадей. Он сидел в коляске один, потому что, при всем желании, никто не смог бы поместиться рядом с ним. Следом
за Квашниным подъехало еще пять или шесть экипажей. Увидев Василия Терентьевича, рабочие инстинктом узнали в нем «набольшего» и тотчас же, как один человек, поснимали шапки. Квашнин величественно
прошел вперед и кивнул головой священнику.
Бойня находилась
за кладбищем, и раньше я видел ее только издали. Это были три мрачных сарая, окруженные серым забором, от которых, когда дул с их стороны ветер, летом в жаркие дни несло удушливою вонью. Теперь, войдя во двор, в потемках я не видел сараев; мне все попадались
лошади и сани, пустые и уже нагруженные мясом;
ходили люди с фонарями и отвратительно бранились. Бранились и Прокофий и Николка так же гадко, и в воздухе стоял непрерывный гул от брани, кашля и лошадиного ржанья.
За дорогу бабушка имела время все это сообразить и сосчитать и, совсем на этот счет успокоясь, была весела как прежде: она шутила с детьми и с Gigot, который сидел тут же в карете на передней лавочке; делала Патрикею замечания о езде, о всходах озими и тому подобном;
сходила пешком на крутых спусках и, как «для моциона», так и «чтобы
лошадей пожалеть», пешком же поднималась на горы, причем обыкновенно задавала французу и детям задачу: кто лучше сумеет взойти и не умориться.
Лошади одна
за одной, осторожно ступая по соломе и обнюхивая ее, стали
проходить, молодые кобылки, стригуны, сосунчики и тяжелые матки, осторожно, по одной, в воротах пронося свои утробы.
С восходом солнца он отправился искать сестру, на барском дворе, в деревне, в саду — везде, где только мог предположить, что она
проходила или спряталась, — неудача
за неудачей!.. досадуя на себя, он задумчиво пошел по дороге, ведущей в лес мимо крестьянских гумен: поровнявшись с ними и случайно подняв глаза, он видит буланую
лошадь, в шлее и хомуте, привязанную к забору; он приближается… и замечает, что трава измята у подошвы забора! и вдруг взор его упал на что-то пестрое, похожее на кушак, повисший между цепких репейников… точно! это кушак!.. точно! он узнал, узнал! это цветной шелковый кушак его Ольги!
Вукол вывел
лошадь за ворота и стукнул кнутовищем в окно; Настя одела кузнечихину свиту, подпоясалась и
сошла на нижний пол; Костик встал и, сверкнув на сестру своими глазами, сказал...
— Э! Да у меня, брат, свояка зовут Антоном. Ну, ведь говорили мы тебе, не
ходи, не продашь
лошади за настоящую цену; э! захотел, брат, продать цыгану! Говорят, завтра такого-то покупщика найдем, барина, восемьдесят рублев как раз даст… я знаю… Балай, а Балай, знаешь, на кого я мечу?..
Пройдя шагов двадцать, они проворно обернулись назад и подали знак двум другим мужикам, стоявшим в отдалении с
лошадьми, чтобы следовали
за ними; те тотчас же тронулись с места и начали огибать поле; никто не заметил этих проделок, тем менее Антон.
—
Лошади у крыльца, матушка, я только хотел вас вызвать… А этот разбойник… бог спас, матушка! — лепетал скороговоркою Борис, хватая
за руки меня и моего кузена и забирая по дороге все, что попало. Все врозь бросились в двери, вскочили в повозку и понеслись вскачь сколько было конской мoчи. Селиван, казалось, был жестоко переконфужен и смотрел нам вслед. Он, очевидно, знал, что это не может
пройти без последствий.
Собирайся ехать и потом
за лошадьми сходи!
— Дай досказать… Помни, мимо млина не идите, лучше попод горой
пройти — на млине работники рано встают. Возле панских прясел человек будет держать четырех
лошадей. Так двух Бузыга возьмет в повод, а на одну ты садись и езжай
за ним до Крешева. Ты слушай, что тебе Бузыга будет говорить. Ничего не бойся. Пойдешь назад, — если тебя спросят, куда
ходил? — говори:
ходили с дедом в казенный лес лыки драть… Ты только не бойся, Василь…
Кучер (сердито). Повесил бы себе на шею кобелей этих, да и
ходил бы с ними, а то сам-то небось на
лошадях ездить любит. Красавчика испортил ни
за что. А
лошадь была!.. Эх, житье! (Уходит, хлопая дверью.)
Староста. Вот так-то бывало в старину, при Тихон Мосеиче: как нет
лошадей, он в сенник и спрячется. Я тоже старостой
ходил. Ехали с Капказа так-то, ехали двое пьяных, так что наделали! Вся станция разбежалась, всех перебили. Тихона Мосеича нашего
за ноги выволокли. «Я чиновник, — не смеете!» Как принялись холить! Верите ли, по двору волокут. То-то смеху было!
Последние слова были сказаны гнусавым, почти плачущим голосом, и всадник опять поднял руку с нагайкой.
Лошадь под ним испуганно затопталась. Пеший спутник уклонился от удара. Наши ямщики
сошли с санок и приняли участие в обсуждении положения. Оказалось, что мы все заснули,
лошади свернули к берегу.
За нами потянулись случайные спутники, причем даже пеший проводник крупного незнакомца, очевидно, тоже заснул на ходу…
Что значит этот пакет? Без сомнения, им объяснилась бы вся эта тайна. Может быть, в нем досказано было то, чего не надеялся высказать Н-ой
за короткостью торопливого свидания. Он даже не
сходил с
лошади… Торопился ли он, или, может быть, боялся изменить себе в час прощания, — бог знает…
Прошло так часа два,
лошадь замучилась, сам он озяб, и уж ему казалось, что он едет не домой, а назад в Репино; но вот сквозь шум метели послышался глухой собачий лай, и впереди показалось красное, мутное пятно, мало-помалу обозначились высокие ворота и длинный забор, на котором остриями вверх торчали гвозди, потом из-за забора вытянулся кривой колодезный журавль.
Вышел генерал и встряхнулся,
за ним полковник, поправляя руками султан на своей шляпе. Потом соскочил с дрожек толстый майор, держа под мышкою саблю. Потом выпрыгнули из бонвояжа тоненькие подпоручики с сидевшим на руках прапорщиком, наконец
сошли с седел рисовавшиеся на
лошадях офицеры.
Две мощные руки обхватывают ее
за талию и легко взбрасывают на спину
лошади, на широкий кожаный матрац. Почти в тот же момент и стулья, и белые столбы, и тиковые занавески у входов — все сливается в один пестрый круг, быстро бегущий навстречу
лошади. Напрасно руки замирают, судорожно вцепившись в жесткую волну гривы, а глаза плотно сжимаются, ослепленные бешеным мельканием мутного круга. Мужчина в цилиндре
ходит внутри манежа, держит у головы
лошади конец длинного бича и оглушительно щелкает им…
Каждый раз,
проходя мимо человека в цилиндре,
лошадь косится на хлыст, торчащий у него из-под мышки, и тревожно храпит и, прядая, влечет
за собою упирающегося конюха.
Прогуляв деньги,
лошадей да коров спустил, потом из дому помаленьку стал продавать, да года два только и дела делал, что с базара на базар ездил: по субботам в Городец, по воскресеньям в Катунки, по понедельникам в Пучеж, — так целую неделю, бывало, и разъезжает, а неделя
прошла, другая пришла, опять
за те же разъезды.
И, круто повернувшись, я пошел в переднюю, оделся и быстро вышел.
Проходя через сад в людскую кухню, где я хотел приказать запрячь мне
лошадь, я был остановлен встречей… Навстречу мне с маленькой чашечкой кофе шла Надя Калинина. Она тоже была на свадьбе Урбенина, но какой-то неясный страх заставлял меня избегать с ней разговора, и
за весь день я ни разу не подошел к ней и не сказал с нею ни одного слова…
Лошади, коровы, овцы и ульи мало-помалу, друг
за дружкой стали исчезать со двора, долги росли, жена становилась постылой… Все эти напасти, как говорил Максим, произошли оттого, что у него злая, глупая жена, что бог прогневался на него и на жену…
за больного казака. Он всё чаще и чаще напивался. Когда был пьян, то сидел дома и шумел, а трезвый
ходил по степи и ждал, не встретится ли ему казак…